Марта Коннери, больше известная как Бедовая Джейн (Calamity Jane, англ. Calamity — беда, бедствие, катастрофа), выглядела, как мужчина, стреляла, как ковбой, пила, как рыба и оставалась при этом довольно симпатичной и даже привлекательной женщиной. Ею были увлечены знаменитые Буффало Билл и Дикий Билл Хикок, за которого она вышла замуж.
Она родилась в Принстоне, Миссури, 1 мая 1852 года. С детства Марта проводила время на открытом воздухе и освоила верховую езду. Вместе с родителями и пятью младшими братьями и сестрами в 1865 году Марта переехала из Миссури в Монтану, в Вирджиния-Сити. Переезд занял пять месяцев пути, и все это время девушка провела в обществе мужчин, практикуясь в стрельбе и участвуя в охоте. К тому времени, когда караван прибыл к месту назначения, Марта считалась неплохим снайпером и бесстрашной наездницей.
Не успев толком обосноваться на новом месте, умерла мать Марты, и семья снова отправилась в путь. Летом 1866 года они прибыли Солт-Лейк-Сити. Сказалось долгое и трудное путешествие, и уже здесь Марта потеряла отца. Мистер Коннери умер, оставив своих детей совершенно одних.
Делать в Солт-Лейк-Сити оказалось нечего, и Марта собрав братьев и сестер, снова отправилась в дорогу. 1 мая 1866 года, в свой день рождения, Марта Коннери с семейством прибыла в Вайоминг, в Форт-Бриджер. Здесь она бралась за любую работу, чтобы обеспечить семью. Она успела побывать поваром, медсестрой, посудомойкой и официанткой, погонщицей волов и, как поговаривали, проституткой.
Так продолжалось до 1870 года, когда она присоединилась к частям генерала Джорджа Армстронга Кастера в качестве разведчика Форта-Рассел. Именно тогда она надела мужской военный мундир.
Марта участвовала в военных действиях против индейцев в Аризоне, целью которых было заключение коренных в резервациях. В это время она прославилась как бесшабашный всадник и один из самых метких стрелков на Диком Западе.
В 1872 году она вернулась в Форт-Сандерс, Вайоминг, где не протяжении года участвовала в подавлении индейского восстания под руководством генералов Кастера, Майлза, Терри и Крука. Однажды, двигаясь в составе роты под командованием капитана Игана, недалеко от городка Гус-Крик отряд попал в засаду, устроенную большой группой индейцев. Капитан Иган был ранен первым и упал с коня. Марта, находившаяся впереди, повернула назад и под градом стрел и пуль сумела поднять раненого командира на своего коня и вывезти его с поля боя.
Выздоравливающий после ранения Иган сказал Марте: «Я буду звать тебя Бедовая Джейн — героиня равнин!». Так она получила свое новое имя.
Потом Джейн направили в Форт-Кастер, куда она прибыла весной 1874 года. Здесь и в Блэк-Хилсе она занималась охраной поселенцев и старателей от нападений индейского племени Сиу.
Весной 1876 года Джейн было велено прибыть в Форт-Феттерман, где ей поручили ответственное дело — обеспечить связь между форпостами, разделенными рекой Платт. За этой сухой строчкой скрывается тяжелый и опасный труд. Джейн приходилось сплавляться по реке на расстояния более 145 километров, рискуя попасть под обстрел или в плен к индейцам. При этом ей часто приходилось самой погружаться в воду и плыть без подручных средств, доставляя донесения. Даром это не прошло, и после тяжелой болезни Джейн отправили в расположение армии генерала Крука для излечения.
Пробыв в госпитале четырнадцать дней, Джейн получила новое назначение в Форт-Ларами. Именно там она повстречала Дикого Билла Хикока, который направлялся в знаменитый Deadwood. Подробности не сохранились, но по признанию самой Джейн у них возникли романтические отношения и, как она утверждала в своей автобиографии, она даже вышла за него замуж. Джейн села на тот же поезд и отправилась со своим возлюбленным в Deadwood, Южная Дакота.
Там она тоже нашла для себя неспокойное занятие — сопровождение почтовых дилижансов. Нападения на дилижансы, которые кроме почты перевозили деньги и другие ценности, было обычным делом, причем грабили их не только индейцы, но и белые поселенцы, променявшие снаряжение старателей на револьверы и винтовки.
Не раз она практически в одиночку отбивала почтовые обозы от бандитов. Однажды, Джейн прибыла на место перестрелки слишком поздно. Возница был ранен. Джейн заняла его место и, отстреливаясь от нападавших, довела дилижанс до места в целости, сохранив жизнь шести пассажирам и истекающему кровью вознице.
Личная жизнь Джейн не складывалась, как ей мечталось. Замужество было совсем недолгим. В августе 1876 года Дикий Билл Хикок, суровый шериф, которому достаточно было только сказать свое слово, чтобы не устраивающий своим присутствием субъект навсегда убрался из города, был убит за покерным столом. Всегда собранный и сосредоточенный Дикий Билл мог быть уязвимым только во время покерной игры. Этим и воспользовался его убийца.
Тем не менее, Джейн осталась в Deadwood. Она продолжала заниматься охраной обозов, а, когда на город обрушилась эпидемия оспы, она переквалифицировалась медсестру и сиделку. Как говорил один из современников, в эту крутую и жесткую женщину вселился ангел — настолько нежной и ранимой она показалась ему в этой роли.
И в то же время сохранились воспоминания другого очевидца, который наблюдал появление Бедовой Джейн в местном театре.
Разочарованная финалом пьесы Бедовая Джейн встала со своего места и смачно плюнула смесью жевательного табака в приму театра, после чего громко по-мужски освистала ее. Вынув из-за пояса револьвер, Джейн с завидной меткостью перестреляла все лампы, освещавшие сцену, и удалилась.
К началу 1880-х Бедовая Джейн захватила воображение нескольких журналистов и писателей, которые рассказали о ее приключениях. В это время вышел роман, посвященный Джейн с эффектным названием «Белый Дьявол Йеллоустоун». В 1882 году она жила в городе Майлз и владела ранчо на Йеллоустоун, где занималась животноводством и держала трактир у дороги.
Потом непоседливая Джейн путешествовала по Калифорнии, пока не остановилась в Эль-Пасо, Техас. Там она познакомилась с Клинтоном Берком, и в августе 1885 года вышла за него замуж.
В течение следующих трех лет Джейн и Клинтон путешествовали по Вайомингу, Монтане, Айдахо, Вашингтону, Орегону и Южной Дакоте. Умея обращаться с лошадьми и оружием лучше, чем многие мужчины, в 1895 году Джейн приняла приглашение знаменитого Буффало Билла и стала звездой его шоу «Дикий Запад», демонстрируя навыки наездницы и виртуозную стрельбу, участвуя в постановках сражений с индейцами и нападениях на дилижансы. Джейн гастролировала в Миннеаполисе, Чикаго, Сент-Луисе и Канзас-Сити.
Казалось бы, можно было остепениться и посвятить себя семье и работе в шоу Буффало Билла, которое приносило неплохой доход, но Джейн не сиделось на месте и, кроме того, у нее наметилась проблема с алкоголем. Билл не раз предупреждал Джейн, что без сожаления уволит ее, если она не перестанет прикладываться к бутылке.
Надо думать, что его предупреждения не возымели должного действия, потому что в 1900 году редактор одной из газет нашел ее в публичном доме в Нью-Йорке, из которого, впрочем, она также вскорости сбежала, чтобы очутиться в аналогичном заведении в Блэк-Хилсе.
В 1903 году, находясь в последней стадии алкоголизма, Бедовая Джейн нашла прибежище у некой госпожи Доры Дюфран — владелицы борделя. Последние несколько месяцев Джейн за еду и выпивку обстирывала девочек Дюфран.
В июле она поселилась в маленьком грязном номере в отеле в Кэллоуэй, недалеко от Deadwood. Ее последней просьбой была похоронить ее рядом с великим американским бойцом на револьверах (gunfighter) Диким Биллом Хикоком.
Ее желание было удовлетворено. После смерти, 1 августа 1903 года, в возрасте 51 года, она была похоронена рядом с Диким Биллом на кладбище Мориа с видом на Deadwood.
Альпинисты на площадке, продолжая трудный путь, Собрались в своей палатке перед траверсом уснуть. Где-то камень прокатился, не шумит опять ничто, Тихо вечер опустился на Ушбинское плато.
Теплый ветер дунул с юга, тишина на леднике. Вдруг услышали два друга стук шагов невдалеке. Ближе, ближе, вот уж рядом, замер мерный звук шагов. У обоих страх во взглядах, леденеет в жилах кровь.
Слух и зренье насторожив, не спускают с входа глаз. Человека быть не может в этом месте, в этот час. Наконец один решает посмотреть, кто там стоит. И от страха замирая, открывает и глядит.
Нет, такого, уверяю, не увидишь и во сне. Черный труп стоит, качаясь, зубы блещут при луне. Где был нос- темнеет яма. На большие рюкзаки, Не мигая, смотрят прямо глаз ввалившихся зрачки.
Плечи черная штормовка накрывает. Чуть живой, Альпинист привстал немножко, говорит: "Ты кто такой?" Звук глухой в ответ раздался, то ли клекот, то ли свист: "По иному раньше звался- ныне черный альпинист.
Я погиб на Ушбе грозной, треснул верный ледоруб. От ветров, пурги морозной почернел и высох труп. Долго звал на помощь друга, но ушли мои друзья. В этот день ревела вьюга и замерз под снегом я.
Вот уже четыре года в ледяном своем гробу. Клятву дал: людскому роду мстить за страшную судьбу. Замолчал мертвец ужасный, жутко глянул на двоих, Вдруг раздался шум неясный, зашумел, опять затих.
Налетела злая вьюга, вмиг палатку сорвало- Видно им придется лихо, потемнело как назло. Свет нигде не пробивался, лишь неясен, дик и глух Страшный хохот раздавался из прогнивших черных губ.
Буря долго бушевала, ждали, ждали- нет ребят. Через снежные завалы вверх выходит спасотряд. Возле сорванной палатки найден был один из двух, Вниз ледник тянулся гладкий, аж захватывало дух.
Ушбы грозные вершины нависали позади. Прямо вверх, на седловину, по стене вели следы.
Соло скалолазание и альпинизм не для всех. Только готовый духом пойдет туда один. Но вы же можете попробовать... себя представить на их месте. Только добавьте — усталость в мышцах; иногда очень неприятные порывы ветра отрывающие тебя от стены; местами, предательские живые камни; ключ читаемый снизу, оказывается сплошным зеркалом; часто холод с ледника, который делает из пальцев "небесные крючья" и т.д.. Представили, вот теперь смотрите. http://www.youtube.com/watch?feature=playe...e&v=b1zEhI720WE
Тряпкой Лишние буквы Смахну со стола. Курить перестала – Устала От вредной привычки. Пишу. Сочиняю. Но самый мой главный талант – Тянуть короткие спички.
Облом Эпиграф Опять сгорело лето, Еще одно ушло. Сухою веткой клена Сентябрь стучит в окно.
Нету здесь никаких кленов. Только осенняя тундра вокруг да горы на севере. И я «посередине, словно мышь в пустой корзине» (с). Печальное лето выдалось, скажу я вам. Виной всему, как всегда, было мое легкомыслие и безалаберность. Понесло меня на ту скалу в одиночку, без страховки, с нарушением стольких пунктов ТБ, что все и не упомню. Конечно, свалилась, утратила присущую мне от природы подвижность и была оставлена на экспедиционной базе в должности начальника оной, метеонаблюдателя, уборщицы и еще кого-то. Единственный мой подчиненный, после того, как я в самой грубой форме отвергла его посягательства (не на меня, это было бы естественно и простительно) на запасы казенного спирта, покинул меня и сбежал в поселок километрах в пяти от базы. В отряды и на буровую все необходимое уже завезли и гостей в ближайшее время не ожидалось. А если учесть, что с другом любезным рассталась я еще зимой, после личная жизнь как-то не складывалась, то дела мои были плохи (ну вы взрослые люди, понимаете). Немного отвлекали от печальных мыслей физические упражнения, которые я проделывала стиснув зубы. Многочисленные ушибы и растяжения давали о себе знать. А сейчас я перейду к истории, которая боюсь, безвозвратно запятнала мою репутацию и нанесла тяжелейшую плюху самолюбию. Пришло радио: на буровую отправлена машина с запчастями, на обратном пути будут на базе. Водители Коля и Петрович. Душа моя возликовала. Коля всегда мне нравился. Симпатичный парнишка и, как говорили, безотказный. На раздолбанном уазике сгоняла в поселок, выменяла на спирт рыбу, отменный кусок оленины. Гости ожидались завтра о второй половине дня, а сегодня я занялась уборкой, пересмотрела запас деликатесов на складе, в общем, готовилась всерьез. Ночь прошла беспокойно. Я вообще сплю очень мало, а тут ворочалась, выходила курить, пыталась что-то читать. Утром занялась стряпней, затопила баню. Стол получился без изысков, но вполне приличный. Имелись и напитки, настойки на морошке и клюкве. К середине дня, когда услышала мотор, все было готово. Приехали. Сразу поднесла мужикам по стопке и отправила в баню. Коля, оправдывая репутацию записного сердцееда, успел ущипнуть меня за сидельную часть. Словом, начало было обнадеживающее. Потом, когда распаренные мужчины, пропустив традиционную послебанную, пили чай, тоже быстренько облилась водой, переоделась в джинсовую юбку, кофточку с вырезом, даже туфли были, правда на низком каблуке, но все лучше растоптанных кроссовок, нарисовала черты на лице и занялась кормлением и поением. Сидели весело. Рассказывали анекдоты, просто болтали на отвлеченные темы. В балкЕ стало душно и я вышла перекурить на улицу. Коля вышел следом. Остановился рядом… В общем мы почти сразу начали целоваться. Из приоткрытого окна кухни пахнуло горелым и я вспомнила, что поставила подогревать оленину. Кинулась спасать, что еще можно спасти. Когда вернулась за стол, мужчины уже изрядно раскраснелись, разговор стал сбивчивым. – После бани что ли разобрало - подумала я. Пару раз еще выходила курить, но Коля предпочитал в это время выпивать помаленьку с Петровичем. После второго перекура я с беспокойством отметила, что Петрович уже лыка не вяжет, у Коли глаза тоже смотрят в разные стороны. Я всерьез забеспокоилась. Петровича отвела до выделенной ему комнаты, втолкнула внутрь и быстрей назад. Коля клевал носом за столом. Я подсела рядом, обняла его и проворковала: - Не пора ли баиньки, дорогой? – Он усердно закивал и едва не свалился со стула. Все еще на что-то надеясь, взвалила тело на плечо и поволокла к себе в комнату. Не буду описывать как я пыталась пробудить хоть какую-то жизнь в падшем герое. Тщетно. Коля развернулся мордой к стене и гнусно захрапел. От души треснула его кулаком по спине и, провожаемая кашлем и мычанием, ушла. С расстройства махнула стакан и завалилась на топчан в лаборатории. Наутро мужики завтракать не стали, выпили чаю и начали собираться. Коля имел вид до крайности смущенный, мялся и смотрел в пол. Я с удовлетворением отметила, что держится он несколько кособоко и временами потирает спину. Перед самым отъездом этот подлец подошел ко мне и промямлил: - Ну, эта, извини, так получилось… Ты только, ну, не говори никому… эта...- И бочком, бочком удалился. Уехали. А потом я обнаружила пустую бутыль из под спирта под столом. Бутыль с делениями, со склада. Значит, пока этот сукин кот обхаживал меня, Петрович отомкнул нехитрый замок … Мужики – сволочи!
Эпиграф Мама, мама, я пропала. Я даю кому попало. (Народн.)
Утро было пронзительно ясное и холодное. Умывшись в ручье, в лагерь я возвращалась бегом, чтобы согреться. Встречный ветер волнами мурашек пробегал по влажной коже. Роса с кустов норовила попасть за шиворот. Обогнув лагерь по широкой дуге я сбавила темп, перешла на быстрый шаг. А вот и завтрак. Быстро перекусив начала собираться в маршрут. Сегодня идем на плато. Довольно далеко, подход около 8 километров по горам. Уложила в полевую сумку карты, Алик – студент практикант, взял на складе консервы и мы отбыли. Я сразу взяла хороший темп. Торопиться было некуда, но тело требовало движения, хотелось вымотаться так, чтобы вечером, поужинав и разобрав образцы, залезть в спальник и отрубиться до утра. Алик усердно пыхтел сзади. - Ничего, парень здоровый, пусть привыкает – подумала я. К началу маршрута вышли даже раньше, чем я рассчитывала. Перекурили и начали работать. Ползали по обнажениям, замеряли элементы залегания, отбирали образцы. Работа была рутинная, этот участок не представлял для меня особого интереса и мысли опять стали сворачивать не туда. – Зря я так разошлась. Прямо сохатый, а не женщина. Прикинуться бы барышней хрупкой и трепетной. Тогда Алик с усердием страховал бы меня, поддерживал за попку …Стоп, - одернула я себя, - Решено ведь – больше никаких приключений, размечталась, старая вешалка. За задницу тебя … Перебьешься. - Возле вершины остановились на обед. После еды и чая с чабрецом лень одолела меня. Решив, что день большой, набегаться еще успею, я дала Алику задание, а сама сняла энцефалитку и принялась загорать. Жаль, штаны не снимешь. Трикотажные трузера не совсем то, что принято демонстрировать молодому человеку, а иное в маршрут не наденешь. Натрет так, что потом не сядешь и будешь ходить как старый кавалерист. Горячее полуденное солнце размягчало мозги и жидкие мысли опять потекли в том направлении, куда раньше я их старалась не пускать. - Руки – думала я, проводя ладонью по животу – крепкие мужские руки уже давно не касались меня. А ведь он и младше то много года на четыре - Я обернулась. Алик замерял рулеткой толщину слоев. Он тоже снял куртку и футболку и обнаженная спина блестела от пота. - Какая широкая и мускулы так и играют. Здоровый парнишка. - Стало тяжело и жарко визу живота. Я поспешно отвернулась. Мысли от жары путались, волнами накатывалась душная истома. Мужские руки, руки Алика, ласкали мою грудь, живот, уверенно продвигались ниже. Рука сжала лобок, пальцы проникли вглубь. Ноги мои раздвинулись, по телу прокатилась судорога, стон вырвался сквозь стиснутые зубы. Стало горячо и мокро. Еще раз выгнувшись я стукнулась головой о камень. Цветной туман перед глазами начал рассеиваться. Я выдернула из трусов мокрую руку и в панике оглянулась. Алик сосредоточенно измерял азимуты простирания, делая пометки в полевом дневнике. - Видел или нет? – Метнулась суматошная мысль – Мог и слышать. Стонала громко. И мокрое пятно. Пускай идет впереди. Жара, высохну быстро. - - Пора назад. Теперь ты веди, Сусанин – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. Голова все еще кружилась, дыхание оставалось прерывистым. Возвращались в молчании. Алик временами поглядывал на меня оч-чень внимательно. – Не завалил бы прямо здесь на осыпь. Вон обломки какие острые. – Вернувшись в лагерь, я сбросила рюкзак у камеральной палатки и, стараясь не смотреть на Алика, быстрее побежала к небольшому водопаду неподалеку. Стояла под струями ледяной вода пока не начал колотить озноб. За ужином мы опять не смотрели друг на друга. Наскоро выпив чай я не стала засиживаться у костра. Быстро разобрала образцы. Алик сунулся помогать, но я кое-как сквозь судорогу в горле выдавила – Иди, отдыхай, справлюсь. – Ушел, послушный мальчик. Потом я сидела около своей палатки, курила, смотрела на звезды. Завтра мы снова идем вместе. Мама, мама, я пропала…
Вот пробирается по лесу Младая дева без штанов. Из-за кустов за ней с улыбкой Следили двое стариканов. Та дева говорит: «Не надо!» А старики: «Нет, надо, блядь! Хотим твово мы винограду Нарвать, нарвать, нарвать, нарвать!»
Басня библейская, сюжет жизненный, развязка голливудская. Тема полюбилась художникам всех времен, мастей и направлений.
Красавица Сюзи, жена богатенького представителя еврейского меньшинства в Вавилоне ни сном ни духом не могла знать о том, что два старпера, любители жесткой клубнички, положили на нее глаз. Старики высокого социального пошиба неоднократно хаживали к ее муженьку в гости и производили впечатление вполне нормальных мэнов, но было одно но…
В один прекрасный день, когда Сюзи оставила одежды свои за бортом умывальника и облаченная в одну только прическу творила омовение в саду родной фазенды, старичков таки прорвало. Они пробрались за ограду к виновнице эротических сеансов и самым наглым образом выдали запрос на сотворение с ней полового акта. Веским аргументов в руках претендентов было то, что они в случае отказа сдадут Сюзи властям как прелюбодействующую под выдуманным ими самими фальшивым показанием, будто она совокуплялась с каким-то местным мачо.
Ситуация не из приятных, ведь за такие действия предполагался прямой путь на небеса обетованные. Сюзи выпала в осадок, но не поддалась на провокацию и учинила крик, взывая к небу и справедливости. На крик сбежался народ, старцы исполнили угрозу, Сюзи естественно под суд, суд естественно решает Сюзи побить камнями до смерти, Сюзи естественно ничего не признает и все отрицает, но это, естественно, никого не колышет. Как будто все, красавице гаплык.
Но горячая молитва невиновной женщины была услышана на Небесах, и оттуда же пришло срочное послание Даниилу, тогда еще только начинающему пророку, со всем несправедливым раскладом и указанием быстро и четко вывести лжесвидетелей на чистую воду. Данила как только принял небесную депешу, сразу застопорил толпу, ведущую Сюзи на казнительную поляну и объявил, что в деле выявлены новые вещдоки и его нужно срочным образом отправить на доследование.
Вернулись в суд. Даниил развел старчество по углам, маленько поспрашивал каждого по отдельности и выяснил, что Сюзи изменяла мужу одновременно под двумя деревьями – под маслиновым и дубовым. А поскольку подсудимая не раздвояется хоть тресни, обман всплыл на поверхность, освободив тем самым Сюзи от необходимости знакомства с летающими булыжниками. Старцев же отправили в могилку на перевоспитание.
взгляд в никуда, как стремление ввысь. туда не взобраться, как ни стремись, туда не доехать, как быстро ни мчись, и не долететь... пока веришь в жизнь.
Ложится палец на курок. Перестаю дышать... До цели времени в обрез...мне некому мешать... В лесу безлюдно, есть простор...и ясно видно цель... С минуты выбежит клиент...в пробежке выгнать хмель... Я ангел смерти или слёз...решится наверху... Я нежно трогаю курок...как музыкант струну... Аккорд печально прозвучал...я встала, повернулась... И двойнику в туманной мгле...лукаво улыбнулась...
Взгляд в пустоту, Нет ничего. Взгляд в глаза пустыни, Взгляд в черную глубину. Все было потеряно, Все потеряло свой цвет. И каждый потерял свою дорогу, Слепой не увидит рассвет. Сумерки, сознание. Пустой взгляд. Нет ничего, Внутреннего голоса молчание. Нет никакого смысла Для пустого видения. Нет ничего, Тишина мыслей повисла. И каждый потерял себя, Никто не найдет дорогу домой. Нет ничего, Звук волн немой. И каждый потерял свою веру, Нет смысла смотреть в пустоту.